Читать интересную книгу Смерть в ущелье Ыссык-Су - Владимир Ноллетов

На противоположном склоне черта между освещенной частью и теневой медленно сползала вниз. Через час Костя объявил перекур.

– Неплохо для начала. Видите, на серпах накопился сок чикинды. Засох, мешает работе. – Костя достал перочинный нож. – Соскабливаем его ножиком. Сок настоятельно советую сохранять. Если его к порезу приложить – быстро заживает… Серп нужно время от времени подтачивать напильником… Когда мешок набили, зашиваете шпагатом. Иглы у вас есть. – Он покосился на мешок Алисы. Пощупал его. – Что-то слабо ты набиваешь, Алиса. Такой мешок просто не скатится. Вот так надо. – Костя утрамбовал эфедру в ее мешке.

Наконец показалось солнце. Сразу стало жарко. И сразу работать стало тяжелее.

Наконец, Костя объявил:

– Отбой. В первый день надо половину нормы делать только. Втягиваться надо.– Он и Санек нажали по три мешка, Антон два с половиной, я и Катя – по два, Алиса – один.

– А ты молодчик, Мартышка, – похвалил Санек. – От таких профессионалов, как мы с бригадиром, почти не отстал.

– Мартышихин, короче, моя фамилия, – с мрачным видом поправил Антон.

– Теперь начинаем самое трудное в нашем деле – спуск, – продолжал Костя. – Хотя сегодня-то проблем не будет: мы совсем невысоко резали. Скатываем так: вы внизу, мешки вверху, вы спускаетесь, мешки за вами катятся. Поправляете их, направляете. Главное, чтобы мешок не вырвался и сам вниз не покатился. Он наберет скорость, пойдет на попа, шпагат о камни порвется, чикинда высыплется. Придется полсыпца облазить, собирая ее между камней. И все равно половину соберете, не больше. Вот муторное дело!

– А как это – на попа? – спросила Катя.

– Прыгать мешок начнет, на несколько метров – если хорошо набит – вверх подскакивать.

– Мне так-то спускаться страшно, а тут еще мешок спускать, – упавшим голосом сказала Алиса.

– Сделаем так, – решил Костя. – Мужики спускают мешки девчонок вместе со своими. Разбирайте! – Он присоединил к своим один из Катиных мешков.

Довольно быстро мы скатили мешки по осыпи вниз. Подождали, пока спустятся девушки.

– Здесь спускать – одно удовольствие, – жизнерадостно заговорил Костя. А вот, например, в Сосновском ущелье – мы через него проезжали – есть нехороший склон. Мало того, что очень крутой, так еще и отвесно в речку обрывается. Мы мешки до обрыва скатывали, разворачивали, чтобы на месте лежали, и по одному переносили в пологое место. Если при скатывании мешок не удержишь – покатится, в речку свалится и уплывет. Несколько мешков мы так потеряли. Один раз я и сам чуть не свалился. Оступился, упал, покатился вниз не хуже мешка. – Девушки ахнули. – Слава богу, в последний момент смог за чикинду ухватиться, родную… Итак, теперь выкладываем, – продолжил он объяснения. Он разрезал шпагат, стал вынимать из мешка эфедру и класть на осыпь. – Обязательно на камни. На земле чикинда может загнить. Вот так. В такой вот скирдочке – или кучке, как чикиндисты говорят – чикинда будет сохнуть. Бока – покатые. Чтоб дождь по ним стекал, а вовнутрь не попадал. Сверху полезно два-три камня положить, небольших. От ветра.

Домой возвращались оживленные, в хорошем настроении. Лишь Алиса приуныла.

За обедом Костя заговорил о столице Киргизии, хвалил ее.

– Самый зеленый город в Союзе!.. И жить во Фрунзе легче. В российских городах в продмагах полки почти пустые.

– Зато СССР полмира кормит, – усмехнулся Санек. – Говорят, на Дальнем Востоке грузчики отказались грузить продукты на корабль. Они же каждый день тоннами мясные консервы, сгущенку грузят. И все уплывает то ли во Вьетнам, то ли еще куда.

– Не будем помогать, наши союзники к американцам переметнутся, – возразил Костя.

– Да ради бога! Без них проживем… А сколько бабок на Афганистан этот уходит! Ну это ладно. Сколько там пацанов наших гибнет!

– Не ввели бы мы туда войска – Америка бы ввела.

– Тебе бы, бригадир, партагитатором работать. Если бы и ввела? Ну и что? На нас же американцы не напали бы, они же не дураки.

– По поводу Афганистана согласен с Саньком полностью, – вступил я в разговор. – Что касается помощи… Разве это плохо – помогать тем, кто нуждается больше нас?

Санек фыркнул.

– Помогать, конечно, хорошо, – мягко заметила Катя. – Но нельзя же, Олег, от себя последнее отрывать.

Санек мотнул головой.

– Неправильно ты выразилась, Катюха.– От себя-то они не отрывают Они там наверху, с Леней во главе, не бедствуют. От народа они отрывают!

– Вот с этим я не спорю, – сказал Костя.

– Они типа первые в ад попадут! – убежденно произнес Антон.

Все, кроме меня и Алисы, стали увлеченно развивать тему, как жируют представители власти за счет простого народа. Любой политический разговор, всегда и везде, сводится к этому. И никто никогда не возмутится отсутствием свободы слова, свободы творчества. Почему? Лишь в нашей семье об этом говорили.

Не так я чувствую, как большинство, не так думаю. А вот герои Толстого или Тургенева мне близки. Так понятно каждое их душевное движение. Опоздал я родиться. На один век опоздал.

Когда солнце зашло за горы, решили пойти «на разведку», как выразился Костя. Алиса осталась. Сказала, что устала.

Двинулись вверх по ущелью.

– Совсем Алиса наша расклеилась, – озабоченно произнес Костя.

– Ей просто привыкнуть надо, – сказала Катя. – Она же в тепличных условиях росла. Родители – педагоги. От всех проблем ограждали… Но держали в строгости. Не дай бог до восьми домой не придет! Даже не разрешали дружить с мальчиками. Поэтому Лиса и не хочет домой возвращаться.

– Так у ней что, и парня не было? – поинтересовался Санек.

– Не было.

– Это правильно, – одобрительно покивал головой Антон. – Типа в Судный день ей зачтется.

– Я замечаю, Мартышка: ты никак глаз на нее положил. Так?

– У меня как бы имя есть, – тихо сказал Антон.

– Так ты верующий? – спросил Костя.

– Типа того.

Несколько минут шли молча, поглядывая на склоны.

– Чикинды здесь завались, – сказал Костя. – И в этом отщелке, и в том…

Неожиданно из травы прямо нам в ноги бросилась красивая птица. Серая с розовым отливом. На боках белые и черные полосы. Черная полоса опоясывала голову и шею. Одно крыло она волочила по земле.

– Кеклик! – воскликнул Костя. – Раненый. Добыча сама в руки бежит.

Он, Санек и Антон стали ее ловить. Птица ловко увертывалась. Но не взлетала и далеко не отбегала. И вдруг вспорхнула, пролетела как ни в чем не бывало метра два и быстро побежала вверх по склону.

– Да она нам голову морочила! – догадался Санек.

– А вон птенцы. – Костя показал в другую сторону. По склону проворно взбирались серые комочки. Они исчезли среди камней.

– Сейчас я их передавлю. На суп, – пообещал Санек и шагнул к склону.

Но Катя загородила ему дорогу. Даже руки расставила. Попросила:

– Саня, не надо! Они же маленькие, в них есть-то нечего.

– Жалостливая какая.

– Да они уже спрятались, – заметил Костя. – Не найдешь.

– Ладно. Уговорили.

– Я об этом читал, – сказал я. – При опасности самка кеклика притворяется раненой. Отвлекает, уводит подальше от своих птенцов.

Мы продолжили путь. И наткнулись на маленький пруд. От ручья отделился ручеек поменьше. Он упирался в огромный белый с голубыми прожилками камень. Камень этот торчал из земли метра на полтора. Он же служил пруду дном.

– А шеф-то не трепался про водоем, – сказал Санек. Он осмотрелся. – Да, точно, дальше машина не проедет.

Катя сунула в воду палец и радостно воскликнула:

– Теплая! Да здесь купаться можно.

– Солнце камень нагревает, а тот – воду, – заметил Костя. – Из-за этого пруда так киргизы ущелье и назвали, не иначе.

С северо-восточного склона в ущелье спускались три маленьких ущельица – отщелка, как их называл Костя. Два мы уже прошли. Третий был в самом конца ущелья. Когда мы дошли до него, Катя воскликнула:

– Смотрите: палатка!

Действительно, в начале последнего отщелка стояла маленькая парусиновая палатка. Унылое зрелище она из себя представляла. Рваная, осевшая, вылинявшая. Стояки накренились в разные стороны. Мы подошли. Палатка была такая ветхая, что казалось: задень ее, и парусина расползется. Перед входом валялся полусгнивший спальный мешок. Внутри было пусто. Она явно стояла здесь не один год. Возле полуразрушенного очага валялись три алюминиевых кастрюли разного размера и чайник.

– Палатка одноместная, а кастрюлей три, – сказал я.

Мы потоптались возле палатки, выдвигая и обсуждая разные версии.

Отвесная скала с головой прищурившегося старика нависала над нами. Хоть теперь мы видели его с другого ракурса, так сказать, анфас, это был тот же старик. Одноглазый старик. Скала была из красноватого гранита. Дно отщелка круто поднималось вверх, огибая скалу справа. В этом отщелке кусты эфедры были особенно пышными. Костя подошел к одному, ухватил длинный и густой пучок, словно хотел сжать его серпом.